Руки Талавира покрылись металлическими обломками. При попытке оторвать бронзовый наконечник выступила кровь, а кожу прошил боль: лом стал частью его тела. Сквозь покрытые железными латами пальцы Талавир посмотрел на ветки. Рябов исчез.

Боль в мышцах напомнила о событиях прошедшего дня. Гуль заставила его идти к закату, хотя штольня, из которой он вылез, вывела его далеко от Ак-Шеих.

Синекожа сказала, что ему невероятно посчастливилось наткнуться на странствующий колодец.

— Айгюльский источник. Путешествует по Дешту. Трудно найти. Но Гуль -

молодец. Тамариск. Слышит воду. — Гуль показала две согнутые под углом веточки тамариски. — Азиз-баба дал. Веточки нашли колодец и тебя. Еще и колодец был сухой. Тебе дважды повезло.

Талавир вспомнил, как вцепился в веревку, сброшенную Гуль, а когда поднялся вверх, увидел, что земля на дне штольни увлажнилась. Иногда странствующий колодец наполнялся водой, но преимущественно на дне появлялся

смертоносный чистый суйер.

На вопрос, почему старейшина ее отправил, она спародировала трескучий голос Азиза-бабы: «Он там. Увидишь. Мусышь, Гуль. Без тебя в Деште пропадет. Вот я и ушла». Старейшина отправил Гуль спасти его, но Азиз-баба сам хотел, чтобы Талавир встретился с джадалом. Разве старик знал, чем все обернется: два духа встретятся в голове Талавира, но что дальше?

Талавир огляделся. Помнил, что накануне вечером они разбили лагерь в небольшой ложбине. Это была неожиданная смена рельефа посреди сплошного родного Дешту. Растрескавшаяся земля на дне углубления свидетельствовала о том, что здесь когда-то бежала вода. Под илом скрывались разбитые бетонные стены канала. Итак, котловина когда-то была частью большой оросительной системы, опоясывающей северный Киммерик. Старый ил был усеян мелкими костями песчаных рыб, как

их называли местные. Эти полурастения-полуживотные обитали в песке с особо высокой концентрацией суету. Внешне напоминали больших тараканов, и не было в

Кое-что лучшего горючего, кроме сушеного кизяка, как кости песчаных рыбок.

— Выздоровел? — скрипнул голос в его голове. От неожиданности Талавир присел. Новая «кожа» неприятно заскрежетали. Голос впервые был таким четким.

— Теперь, наконец, ты и снаружи тот, кто внутри, — собранная из дерьма куча. -

Женщина расхохоталась.

— Тарг разрешил тебе говорить? Может, и из клетки выпустил?

— Наши отношения не твое дело, — обиделась женщина.

Талавир вспомнил темную комнату, клетку и искалеченное лицо женщины.

— Как тебя зовут?

Ответа не последовало.

— И как это понимать — болтаешь без остановки, когда не надо, а как надо, молчишь?

Талавир вспомнил просьбу Тарга, малыш оказался не таким злым, как изображали джадала. Он даже Рябова убил не из ярости, а по ошибке. Может, ведьма имеет свое желание. Хотя Талавир сомневался, что с ней будет так просто.

Он чувствовал, что женщина умерла переполненной страстями и незавершенными делами.

— Может, попробуем договориться?

— И о чем мне с тобой торговаться?

Привередливый тон женщины подтвердил догадку Талавира.

— Ты сказала, где искать Золотую Колыбель. Но почему я должен тебе верить?

Мне всю жизнь лгали. Может, и ты хочешь, чтобы я, как жеребец, донес вас до той Албасты, а потом вы превратите меня в мышь или «живое мясо» — так, что даже Белокун не сложит обратно?

В голове пронеслась безумная мысль: что, как он говорит сам с собой, а духи — только выходки Дэшту, симптомы безумия?

— Мое имя — Амага, и мы реальны, — словно ответила на его невысказанный вопрос ведьма.

— Ты можешь слышать мои мысли? — это было неприятным открытием.

— Как крик надоедливого жирного мартина, которому хочется свернуть шею, чтобы он наконец замолчал. И да, я бы хотела превратить тебя в зловонную лужу, из которой ты вылез, но, к сожалению, мы с тобой связаны. Албасты — колдунья, умеет отвечать на вопросы. Ты должен ее найти, и она расскажет, где эта проклятая

Золотая Колыбель, которая вам так далась, а еще освободит от нас. Представляешь, какая удача?

— Тарг тоже так считает?

— Как я, он с тобой говорить не может. Придется поверить моему слову.

После встречи с джадалом дух ведьмы ощущался как отдельная личность в уме. Иногда Талавир чувствовал, как она смотрит его глазами, словно заглядывает в окно.

Но, как и в случае с манкуром, когда ему удавалось заглядывать в мысли Белокуна, он наблюдал несколько странного.

— Почему ты боишься этого золота? — Талавир коснулся лба, а затем сердца.

Он нуждался в подтверждении догадок.

Амага недовольно заскрипела, но все же ответила:

— Они заколдованы.

— Врешь, — удовлетворенно воскликнул Талавир. — Я тоже могу читать твои мысли. Или хотя бы почувствовать, когда ты говоришь неправду.

— Хорошо, грязный ты долбню. Они сделаны из золота, которым было обложено тело Тарга.

На короткое мгновение перед глазами Талавира разразилась картинка: девушка заливается слезами перед соляной мумией мальчика. Чьи-то грубые руки клеят на мертвую плоть золотую фольгу. А потом видение оборвалось. Марево передала ему Амага. Это было ее воспоминание. В нем же промелькнула черная древесина, теперь приросшая к его груди. Это была часть Золотой Колыбели, в которую положили измененного Тарга.

— Тарг — твой брат? Ты не можешь поговорить с братом? -

рассмеялся Талавир.

— Не твое дело, — огрызнулась ведьма.

И Талавир был готов с этим согласиться. До того времени ему было на руку то, что духи не могли общаться друг с другом. Он знал желание каждого, и они не совпадали. Талавир чувствовал, что Амага бы взбешилась, если бы об этом узнала.

— Пообещай, что Албасты ответит на мои вопросы и что я выйду от нее живым.

Она сказала правду, и прежде чем Талавир успел расспросить, где искать ту

Албасты, Амага скрылась до глубин его ума зализывать раны.

Погремушки задрожали. В просвете между ветвями появилось синее лицо Гули.

— С кем говорить?

Она, как змея, вытянула шею и покачала головой. Сотни косичек разлетелись брызгами. Женщина убедилась, что никого нет, и показала на плоды, собравшиеся в раздел платье. Гуль была очень довольна. Она задрала платье